Ирина, 59 - 18 июля 2010 22:16

Да уж... Алые Паруса. Мерцающие глаза Юльки. Символ женского счастья и состоявшейся семьи. Всё в прошлом.
В пятницу похоронили Вадима. Только 48 лет. Больное сердце не выдержало чудовищной жары. На Юльку страшно было смотреть. Мерцающие счастливые глаза? Вспомнился Ремарк – «лицо окопа».
Сижу у больной собаки, которую и на этот раз «вытянули» и мысли соответствующие. Ведь все равно умирать. Все там будем. Хорошо, если после лечения организм восстановится и о временной боли тело забудет. А если – сплошная череда операций и боль как постоянный спутник жизни. Усталость и мысль – скорей бы?
Вот уходит в конце концов человек туда измученный и бесчувственный, отбывает сломленный, отчаявшийся, потеряв веру и Бога? А врачи поддерживают жизнь, которая несет страдания. И самому прервать ее – пойти против Бога. Но ведь многие просто решают этот вопрос: уходят от врачей, уходят от лекарств, уходят от операций и отказываются от пищи. А их кормят внутривенно. И мне страшно, потому что... страшно.
Кто прав? И как бы я хотела для себя? Не дай Бог решать...
Один раз умер – без длительной череды больничных серых палат и казенных коек, не привыкнув к боли, не успев отчаяться... Или умирать с каждой операцией, с каждым приступом боли, которую не смогут заглушить никакие наркотики... Месяц.. Три... Девять... Год...
Вадим умер легко. Задернул штору и... все. Снимок остался сделанный накануне – стоит счастливый такой у яблони на даче.
Этот снимок и был на поминках. Нас из студенческой компании было мало, как ни странно. Сережка, Светланка, Игорек... А с работы человек 50. Жуткое впечатление от кремации. Хорошо поставленный театральный голос ведущего. «Мы-и прощаемся-а сегодня-а...» С правильными ударениями и фальшивым состраданием. А ты стоишь и злишься и думаешь: «Ну зачем – он? Ну для чего??...» А голос заполняет все пространство, отражается от высокого потолка и стен и давит... давит... давит... Стоишь и тихо ненавидишь... И эта музыка, рвущая сердце, выворачивающая даже меня, не говоря уже о близких. Мама Вадима оседает и ее успевают подхватить. Почерневшая Юлька вообще не говорит, на слова только кивает. Быстро и категорично.
Вот и все. Спускаемся по ступеням и молчим. Идет дождь. Усиливается.
Время боли и страха наступит позже. Я знаю. Да, я-то знаю. Сейчас, в непроницаемой башне, отгороженная бесчувствием к внешним событиям, еще в шоке, Юлька не принимает ни унции жалости и сочувствия. Есть силы. Еще есть. Все это нужно будет чуть позже.
Обязательно будет нужно, потому что время работает по синусоиде. Проходят дни – все достигает максимума - не сразу. Постепенно. Долго держится. И очень не торопясь начинает путь к минимуму, достигув которого снова идет вверх... И пусть следующий максимум будет иметь меньшую верхнюю точку боли, но она будет. И движение этой синусоиды с этого момента будет до конца жизни. Амплитуда будет уменьшаться, но боль будет возвращаться все время, пусть трансформированная, пусть меньшая, но боль.
Вот так. «Все проходит». И не стоит, отчаявшись, бросать кольца с пальца мудрого царя Соломона, чтобы подытожить все это окончательным: «И это пройдет тоже...»
Только для кого-то это уже кончилось, а для кого-то - только начинается. Рада была увидеть Сережку, Светланку, Игорька... родные...

• 
• 
•